Том 4. История западноевропейской литературы - Страница 77

У Мольера есть персонажи, которых он ненавидит, и есть персонажи, которых он любит и, любя, высмеивает. Всякий раз, когда он изображает буржуа, если даже он хочет прочесть ему рацею, научить чему-то, он, в сущности, журит его любя. Буржуа у него всегда порядочные люди. Он учит буржуазных женщин тому, чтобы они были настоящими подругами мужчин, говорит, чтобы мужчины не держали женщин в теремах; но когда женщина хочет быть ученой, хочет устраивать салоны и т. д., то Мольер жгуче ее высмеивает, потому что это, по его мнению, не бабье дело. Он говорит, что женщину нужно уважать за то, что она умеет хорошо следить за домом, за кухней. Молодое дворянство, так называемых маркизов, он выводил буквально в качестве шутов. Любимым героем у него был умный слуга; а дворяне такие щелкоперы, вертопрахи, пустельги, что кажутся настоящими паяцами.

Как он относился к духовенству? Он не посмел, конечно, выставить попа на сцене, но тем не менее создал образ Тартюфа, вольного духовного лица, и все поняли, что под этим ханжой, святошей кроется церковь. И он зло изобразил это святошество, стремящееся в конце концов к тому, чтобы выкрасть побольше денег. Под всякими постными гримасами этого святоши и под лицемерными словами скрывается великое сластолюбие и крайняя беспринципность.

Церковь пришла в ужас от этой пьесы. Она не только требовала снятия ее, но и какой угодно казни для Мольера. Но король спас его, так как пьеса его забавляла. И всегда Мольер прячется за королевскую мантию, смешит короля, как его шут, а на самом деле в этих шутках создает самоуважение буржуазии и дает ей уроки морали.

Точно так же он нападал на лженауку, на схоластическую науку. Врачей, аптекарей, философов-схоластов он изображал уморительно. Более смешных фигур нельзя себе представить. Хотя у нас сейчас нет такой пустой науки, но попадаются типы педантов, которые с серьезным видом повторяют ненужные вещи. Он еще жив — Мольер, и, вероятно, будет жить вечно.

Таким образом, Мольер расправляется с реакционной интеллигенцией, с духовенством, с дворянством, издевается и над тогдашней буржуазией за то, что она не уважает себя и не стоит твердо на собственных ногах. И вместе с тем, оглядываясь вокруг, он чувствует, что еще далеко до настоящей зари. Его величайшая пьеса «Мизантроп» написана в виде горького издевательства над молодым буржуа из хорошей семьи, который хочет быть честным и прямым. Он не может льстить, не может никому потворствовать. Он говорит то, что думает, он не может дурацкому виршеплету не сказать, что думает о его поэзии. Он не может покривить душой, чтобы выиграть процесс, потому что он честный, потому что он настоящий человек. И тут звучат мотивы, которые потом воспроизведет Руссо. Именно в силу этого достоинства Альцест теряет все — теряет женщину, имя, состояние и в конце концов говорит: «Пойду искать по свету, где есть уголок, в котором позволено быть честным».

И когда вы прочтете «Мизантропа», вам придет в голову Чацкий, потому что Чацкий — очень талантливый сколок с Альцеста Мольера. «Мизантроп» хотел сказать, что настоящему честному человеку нет места в обществе, что не пришло еще то время, когда может выпрямиться настоящий человек. У него тоже горе, если не от ума, то от честности, от прямоты, горе от того, что он живет прямой человеческой жизнью, в то время как все вокруг неестественно, скомкано двором, ханжеством, дурным вкусом.

Когда Мольер умер (а он умер на сцене, играя свою пьесу «Воображаемый больной», и изображал мнимые страдания, будучи сам болен и мучась от боли), когда он умер, духовенство отказало ему в праве погребения.

Восьмая лекция

Французская литература эпохи Великой революции

Французская революция обыкновенно характеризуется как революция буржуазная. Но было бы в высшей степени примитивно рассматривать здесь буржуазию как целостный класс, и, конечно, совершенно неверно считать буржуазию единственным классом, совершавшим революцию 1789 года.

Буржуазия была одной из главных групп, действовавших в революции. Но буржуазия, в свою очередь, была расслоена на несколько групп, враждовавших между собою смертельно.

Буржуазия богатая — откупщики, генеральные фермеры, всякого рода банкиры, богатейшие купцы, владельцы разных мануфактур — не желала ничего, кроме введения — может быть, даже ослабленной — конституции английского образца, и стояла за сохранение королевской власти.

Средняя буржуазия, к которой относились главным образом верхушка интеллигенции, отчасти зажиточные торговцы и наиболее зажиточный, наиболее культурный слой ремесленников, была настроена республикански, полагая, что никакой королевской власти не нужно, но стремилась к демократии ограниченной, цензовой, которая отнюдь не давала бы прав простонародью, в особенности неимущему простонародью, то есть мелким ремесленникам, подмастерьям, рабочим мануфактуры и бездомным людям. Франция была страшно разорена, и там была масса люмпен-пролетариата, бродячего люда. Буржуазия не хотела, чтобы это отребье общества имело влияние на республику.

Интересы этой среднебуржуазной формации выразила жиронда, партия буржуазии, более или менее смыкавшаяся с левой частью дворянства, желавшей сохранить во Франции монархию. Уже здесь вы видите самую резкую вражду. Жирондисты и конституционалисты считали друг друга извергами и, несмотря на то, что ни та, ни другая партия отнюдь не вводила в систему террор, как делала это крайняя левая партия, тем не менее они охотно пользовались в борьбе друг против друга самыми решительными мерами. В глазах умеренного конституционалиста, богатого буржуа, даже жирондист был, в сущности говоря, разбойником или, по крайней мере, беспочвенным мечтателем, который опасен для Франции, так как хочет вести ее по путям ему самому неизвестным.