Том 4. История западноевропейской литературы - Страница 66


К оглавлению

66

Это ли «мертвый долг»? Нет, это то глубокое сознание, что совершается общественная несправедливость и что он молчать и быть бездеятельным не может.

Теперь Кассий. Тот же Лев Шестов говорит о нем: «Это негодяй! Он позволяет воровать своим офицерам, он убил Юлия Цезаря из-за своих узколичных соображений…» и т. п. Это свидетельствует только о том, что Лев Шестов ровно ничего в этом типе не понял. Да, Кассий — это противоположная Бруту личность, это — человек страстный и пламенный, он в политику вносит личные чувства, но это не доказательство того, что Кассий негодяй и что он убил Юлия Цезаря из личной ненависти, — все это Шестов выдумал. Вот что говорит Кассий:


Не знаю я, как думают другие
И ты об этой жизни, но, по мне,
Отраднее не жить, чем трепетать
Пред существом, что вам во всем подобно.
Мы родились свободными, как Цезарь.

И далее:


Он, как колосс,
Загромоздил наш узкий мир собою,
А мы, созданья жалкие, снуем
Меж ног его громадных и, пугливо
Глядя кругом, могил бесславных ищем!..
Поверь мне, Брут, что может человек.
Располагать судьбою, как захочет.
Не в звездах, нет, а в нас самих ищи
Причину, что ничтожны мы и слабы.

Затем Кассий говорит так:


Что до меня касается, ходил я
По улицам и подвергал себя
Опасностям ужасной этой ночи.
Ты видишь, Каска, грудь я обнажил
И подставлял ее ударам грома,
Когда, синея, молнии сверкали
И разверзали небо.

Ему говорят, что Цезарь провозгласил себя императором. Тогда он восклицает:


Будь правда это, где кинжал мой будет?
От рабства Кассий Кассия избавит.
О боги, с этим слабый полон сил!
О боги, этим деспота свергают.

Либо в свою грудь, либо в грудь тирана! Оружие — это первое, за что этот аристократ хватается, потому что он полон революционной отваги и страсти. Но:


Ни каменные башни, ни ограды,
Ни душные темницы, ни оковы
Не могут силы духа обуздать…
И человек, коль цепи слишком тяжки,
Всегда от них освободиться может.
Пусть знает целый мир, как я то знаю,
Что рабства груз, гнетущий жизнь мою,
Когда хочу, всегда могу я свергнуть.

И вот об этом человеке многомудрый Шестов говорит, что он лишь примазавшийся к заговору тип! Вот как Брут говорит про цареубийство:


Не будем мы, Кай Кассий, мясниками,
Мы Цезаря лишь в жертву принесем,
Против его мы духа восстаем.
О, если бы, его не убивая,
Могли его мы духом овладеть!
Но он — увы! — за этот дух, страдая,
Кровавой смертью должен умереть.
Убьем его мы смело, но без гнева,
Как жертву, приносимую богам.

Чисто принципиальное отношение: я на него, мол, не сержусь, он, может быть, хороший человек, но я его убиваю, потому что этого требует история, потому что он историческая фигура, которую нужно устранить: как Юлий — он хороший человек, а как Цезарь — подлежит устранению.

А вот вам сцена, после того как Юлий Цезарь был убит:


Цинна


Свобода, воля! Нет тирана больше!
По улицам провозглашайте это!

Кассий


Трибуны занимайте и кричите:
Свобода, воля и освобожденье!

Брут


Сенаторы и граждане, не бойтесь!
Не обращайтесь в бегство: властолюбию
Мы только оплатили старый долг.

Кассий (заботливо говорит Публию)


Оставь нас, добрый Публий, может быть,
Нас поглотит народная волна
И старости твоей не пощадит,
Как будешь с нами!

Брут (в волнении восклицает)


Сюда идите, римляне! По локти
В его крови свои омоем руки
И, обагрив мечи, пойдем на площадь,
Кровавыми мечами потрясая.
Пусть все кричат: «Свобода, мир и воля!»

Кассий


Сюда, сюда! Омоем руки кровью!
Века пройдут, и сколько, сколько раз
Высокое деянье наших рук
Предметом представления послужит
Средь царств грядущих дней, среди народов,
Неведомых еще.

Брут


И сколько раз
Потехою послужит смерть Цезаря,
Что здесь лежит у статуи Помпея,
Как жалкий прах.

Кассий


И каждый раз нас будут
Спасителями родины считать…

По Шекспиру выходит, что они как бы совершают какую-то мессу, какое-то служение, церемонию, предвидят, что театры будущего у неизвестных им народов, вот в этакой Москве, так-же будут изображать, как падает Цезарь и как они выходят провозглашать свободу.

И это называется монархической драмой? Но, товарищи, вот в чем прав Шестов: Шекспир слишком мудр, чтобы кончить это дело победой. Оно и на деле не кончилось победой. Шекспир был целиком аристократ, был целиком с Брутом и Кассием, но тем не менее он знает, что победить в этой борьбе нельзя. Прошло время аристократии, прошло время аристократической республики. На месте Цезаря его племянник Октавий, и он будет также опираться на массы, которые хотят монархии. За монархию держалась буржуазия и мелкая буржуазия, частью потому, что ее надували, частью потому, что буржуазии в то время нужен был королевский закон, королевский суд, сильная власть, которая боролась бы с дроблением на отдельные феодальные части, которая боролась бы с чрезмерной властью дворянства. В иной форме буржуазия выступить тогда не могла. Вот через несколько десятков лет, в конце XVII столетия, буржуазия отрубит голову своему английскому Цезарю, потому что он ей не будет нужен, а пока она идет под лозунгом просвещенного абсолютизма.

66