Том 4. История западноевропейской литературы - Страница 68

Седьмая лекция

Реформация и реакция. Стиль барокко. Пуритане. Мильтон. Век Людовика XIV.

Говоря об Испании и о великих испанских писателях XVII века, мы вышли за пределы того, что называется собственно Ренессансом или Возрождением. Сервантес, Кальдерой, Л one де Вега — это уже люди начала XVII века, люди в некоторой степени эпохи реакции, что я и отмечал, давая общую характеристику власти монархии и церкви в Испании. Не надо думать, что испанская монархия, — которая, правда, была, может быть, самой черной, — являлась каким-то исключением из общеевропейской картины XVII века. Наоборот, XVII век увидел общую реакцию во всей Европе. Чем же она определялась?

В эпоху Ренессанса, как вы знаете, на первый план выступали буржуазные общественные отношения. Это местами привело к созданию республик или полуреспубликанских полукняжеств. Затем буржуазное развитие устремилось в некоторых странах (Франция, Англия) по пути к установлению монархии, причем, как я уже указал, в Испании эта тенденция проявилась особенно резко. Монархия эта имела все шансы и возможности превратиться в деспотическую, в абсолютизм, именно потому, что пользовалась поддержкой буржуазии, а феодалы были тоже достаточно сильны, чтобы давать возможность короне во всякое время заключить с ними союз против буржуазии. Стало быть, корона получила характер, так сказать, третейского судьи между этими двумя большими силами, и вследствие этого руки ее были в значительной степени развязаны. В XVI веке мы видим продолжение средневековых процессов ведьм, всякие изуверства, чрезвычайно наглые выходки дворов, такую омерзительную фигуру, как Генриха VIII; все же в общем монархи понимают, что они должны держать сторону буржуазии, что перенапрячь струну деспотии было бы для них опасно. В Италии, которая остается до того времени все еще самой культурной страной, продолжается продвижение в сторону политического и в особенности церковного свободомыслия. Культура чем дальше, тем все больше становится языческой, чем дальше, тем больше утверждает права личности, чем дальше, тем более фривольно критикует церковь.

Позднее Возрождение увидело, может быть, наибольший расцвет своеобразного, легкомысленного, в худшем смысле слова эпикурейского движения в угоду материализму богатых людей. Но то движение свободомыслия, которое в Англии, во Франции и в Италии главным образом приняло характер гуманизма, увлечения римскими и греческими древностями, которые помогали человеку воскреснуть из-под тяжелой плиты католицизма, в Германии привело к другим формам борьбы против католицизма — формам обостренно политическим, и случилось это именно потому, что в других странах не чувствовалось в такой мере давление папской эксплуатации.

Германская мнимая империя (в которой император почти ничего не значил, так как она была разделена на множество княжеств, из которых много было прямо духовных, то есть имевших во главе архиепископов) стонала от поборов Рима.

Светская власть в Германии не имела возможности сопротивляться папам так, как это делали богатые итальянские республики или Франция и Англия, где была сильная королевская власть. В Германии сопротивление было слабое, и нигде наглая жадность церкви не выступала так, как здесь. Поэтому в Германии всем классам населения без исключения свойственно было в XVI веке, в особенности во второй его половине, отрицательное отношение к Риму. На этом сходились крупные и мелкие князья, рыцарство, купечество, ремесленники и крестьяне. Этим объясняется успех, связанный с именами Лютера, Меланхтона и др. Движение было прежде всего национальным; все объединились на той позиции, что нужно отказать папам в праве вмешиваться в германские дела.

Я потом расскажу вам (очень кратко) эволюцию реформации, но сначала посмотрим, какую она вызвала реакцию в католическом мире.

Тогдашний католический Рим был насквозь полуязыческим, за исключением некоторых слоев простонародья; церковь не уважалась, сами папы сделались светскими гуманистами и открыто издевались над христианством.

Когда прошла волна реформации, — не прежнего полуатеизма, полускептицизма, а стремления восстановить старое христианство, прямо направленное против пап, против кардиналов, против архиепископов, против Италии как таковой, когда оказалось, что к реформации примешивается некоторая часть революционных тенденций, когда старый мир испугался, не пойдет ли она под знаком возрождения Евангелия, вплоть до уничтожения самой частной собственности, — тогда началась тяжелая реакция. Европа, которой повсюду угрожала реформация, — вы знаете движение гугенотов, едва не восторжествовавших во Франции, и движение кальвинистов, восторжествовавших в Швейцарии, Голландии, Шотландии, и т. д., — эта Европа объединилась, и духовным ее вождем стал иезуитский орден.

Иезуитский орден был отражением католической реакции, агломератом католических сил, которым, в сущности, было наплевать на христианство, но которые поставили себе одну цель — во что бы то ни стало спасти католическую церковь как учреждение, во что бы то ни стало спасти авторитет высшего духовенства.

Иезуитская реакция создала свой особенный стиль, который отразился на всех чертах тогдашнего искусства, — стиль, который называется барокко.

Барокко развился главным образом в Италии, потому что Италия, где жили папы, все еще была культурнейшей страной, духовно доминировала в то время, давала моду всем остальным странам. Барокко сейчас же перекинулся в Испанию, на юг Франции, отчасти в Германию. Он распространился довольно широко. Он отразился на архитектуре, скульптуре, создал своеобразную и очень мощную музыку, а также своеобразную литературу, — хотя, может быть, действительно художественных литературных произведений, которые выявляли бы этот стиль, назвать почти нельзя; в литературе он отразился большею частью неуклюжими и малозначительными произведениями.